Новости

«Нужно просто найти свое направление и не бояться пробовать»

Юлия Мельник работает кредитным инспектором в Сбербанке. С 2020 года она участвует в проекте «Всё получится!» в качестве волонтера: проводит тренировочные собеседования и помогает молодым людям подготовиться к настоящим рабочим интервью.

Мы поговорили с Юлей о том, как на ее решение заняться волонтерством повлияла двухлетняя дочка, почему важно не бояться чужого мнения и как обсуждение маникюра и династического краха в Османской империи может помочь установить контакт с человеком, который отличается от тебя.
— Юля, почему вы решили заняться волонтерством и почему выбрали именно проект «Всё получится!»?
— Мне кажется, «Всё получится!» очень знаково появился в моей жизни. К тому моменту я уже какое-то время думала о том, чтобы заняться волонтерской работой, но никак не решалась.
Я считаю, что мне в жизни очень повезло: и с семьей, и с работой, и с окружением. И я все время жила как будто с ощущением долга: мне казалось, что нужно не только принимать все хорошее, но и что-то отдавать.
Иногда я переводила какие-то деньги на благотворительность в фонд Сбера. Но для меня это не волонтерство. Уборка лесов, какие-то экологические акции мне тоже не подходят. Просто не мое.
О «Всё получится!» я узнала в пандемию, когда у меня появилось время очень подробно читать всю почту, которую шлет Сбер своим сотрудникам [улыбается]. Когда я поняла, что суть волонтерства — в наставничестве, я подумала, что вот это мне как раз очень близко.
— А почему именно наставничество?
— Вы знаете, я это поняла благодаря дочке. Ей тогда было года два, но я уже понимала, сколько труда нужно вложить, чтобы ее вырастить. Дело ведь не только в том, чтобы накормить, одеть и вовремя спать уложить. Сколько нужно инвестировать в маленького человека сил, внимания, поддержки! Это на самом деле огромная работа.

Когда я впервые читала запросы ребят, которым помогает «Всё получится!», я все время думала о дочке. Иногда запросы, с моей точки зрения, были элементарными: налоговую декларацию заполнить, квитанции оплатить… Я этим занимаюсь, когда стою в очереди или в пробке. А для кого-то это целая проблема!

И у меня возникло такое чувство… Не жалости, нет. Жалость — это не то слово. Мне, наверное, стало обидно, что у некоторых людей рядом нет никого, кто мог бы помочь, как я, например, могу помочь дочке. Иногда ведь не хватает просто совета и поддержки.

Но я сразу сказала кураторам проекта, что буду работать только со взрослыми! На работу с детьми у меня сердца не хватит: мне сразу захочется всех усыновить, удочерить, и это никому не пойдет на пользу. Мне сказали: «Хорошо», — и дали первый запрос.
Юлия Мельник с дочкой. Фото из личного архива
— Вы его, наверное, хорошо запомнили?
— Да, конечно! Молодого человека звали Роман, и он хотел взять кредит на стиральную машинку. А я же кредитный инспектор — это вообще мое! Ну думаю, сейчас мы с ним быстренько все рассчитаем, как с моими клиентами. А в результате оказалось, что ему этот кредит вообще брать не надо.

Мы выяснили, что он просто не знает, как распоряжаться деньгами так, чтобы и на жизнь хватало, и можно было что-то отложить. Мы с ним сделали, грубо говоря, анализ движения денежных средств, и поняли, что он может на эту машинку потихоньку накопить и без кредита.

А потом я прочитала в каком-то из дайджестов для волонтеров, что он и машинку купил, и на отпуск отложил, и вместе с кем-то из коллег-волонтеров спланировал эту поездку! Я так им гордилась!
— Вас радует, что вы смогли помочь?
— Да, очень! И я получаю такое удовольствие от общения! До того, как я попала в проект, мне казалось, что, например, у ребят из детских домов кругозор или спектр интересов может быть уже, чем у тех, кто вырос в семьях. Но оказалось, что это далеко не всегда так!

Я как-то проводила тренировочное собеседование с молодым человеком с инвалидностью, Мишей. Представляете, он мастер спорта по пауэрлифтингу, даже какой-то местный чемпион! Еще была девушка, тоже с инвалидностью, которая занимается футболом. А вот недавно был парень — переводчик с испанского и преподаватель истории. Мы с ним сначала потренировались, а потом обсуждали династический крах в Османской империи. Он очень интересный рассказчик!

Иногда, конечно, бывает непросто. Кто-то чувствует к себе внимание — и сразу рассказывает тебе все, вот просто все: я видел птичку, я посмотрел видео, я ел суп! А кто-то более закрытый, сначала присматривается.
— С теми, кто не сразу раскрывается, вам сложнее?
— Мне не то что сложнее… Мне страшнее. Когда Ксения [Ксения Зубакова, координатор волонтеров в проекте «Всё получится!». — Прим. ред], наш куратор, предупреждает, что к человеку нужен особый подход или что с ним нужно аккуратнее говорить на какую-то тему, я на это заранее настраиваюсь. И иногда больше сама пугаюсь!

Я человек очень открытый и эмоциональный. Если в процессе разговора понимаю, что напротив сидит мое отражение, то позволяю себе расслабиться: мы начинаем хохотать, что-то активно обсуждать. А если вижу, что у человека темперамент немножко другой, что он закрыт и насторожен, то стараюсь сдерживаться.

У меня как-то было тренировочное собеседование с девушкой, которая долго — год или два — не могла устроиться на работу. Мы проговорили с ней три часа, хотя обычно собеседование длится час-полтора. И это было очень непросто — мне никак не удавалось установить с ней контакт. И знаете, как получилось? Мы с ней начали обсуждать маникюр!
Юлия Мельник. Фото из личного архива
— Серьезно?
— Да, представляете! [смеется] Мы случайно зацепились за маникюр, а потом она поделилась, как обижена на то, что ее уволили с прошлой работы. Когда она описала мне ситуацию, мне показалось, что ни у кого не было желания обидеть ее лично: уволили по объективной причине. И когда я с ней этой мыслью поделилась, то увидела, как у нее округляются глаза — она не смотрела на вопрос вот так.

Ведь у каждого из нас так бывает! Воспринимаешь чье-то высказывание на свой счет, обижаешься, а потом расскажешь подружке и услышишь в ответ: «Да ты что, все вообще не так!».

У многих ребят, как мне показалось, ограниченный круг общения. Они часто говорят, что у них мало друзей. А когда говоришь с ними про работу, даже акцентируют внимание на том, что хотели бы стать именно частью команды, а не работать удаленно. Ребятам очень не хватает всей этой офисной движухи, общих шуток, разговоров.

Поэтому, мне кажется, любое общение им точно не идет во вред — только на пользу.
— Вы упомянули, что вам иногда бывает страшно перед собеседованиями. И я вас очень хорошо понимаю: иногда боишься сказать что-то не то, задеть человека — особенно, если у него есть какие-то особенности. Как вы с этим справляетесь?
— Вы знаете, у меня, кстати, именно этого страха нет. Куратор меня всегда предупреждает, если у человека есть какие-то ограничения по здоровью. Меня это обычно не смущает — мы же с ними не марафон готовимся бежать. Но передо мной стоит задача проговорить, как это можно преподнести на собеседовании.

Если я понимаю, что человек стесняется говорить о своих особенностях, то предлагаю вместе придумать, как это озвучить — даже если работодатель об этом не спросит.

Я всегда говорю ребятам, что на собеседовании мы несем ответственность за каждое слово, чтобы потом честно выстраивать отношения. Если ты не можешь работать восемь часов подряд или ходить ежедневно в офис, то нужно сразу сказать об этом работодателю. Возможно, ты ему не подойдешь — такое тоже бывает. А может быть, он что-то под тебя поменяет.
— Ребята часто стесняются говорить о своих особенностях?
— Да, к сожалению. Один парень, Борис, рассказывал мне, что стесняется того, что ходит с тросточкой. Он очень симпатичный внешне, очень интересный, начитанный. Я говорю: «Вот помнишь, есть рэпер Нелли? У него шрам на лице. А актриса Лиза Боярская? У нее тоже шрам. Они же не стесняются! А Нелли это даже подчеркивает! Ты просто накупи себе разных тростей — и будет стильный аксессуар под одежду или настроение». Он так хохотал, вы не представляете! И потом спустя месяц написал, что купил себе трости.

Лично я не вижу в этом проблемы. Все мы разные! Хочет человек работать — пусть работает! Просто он будет ходить на работу с шестью разными тросточками.
Я знаю, что вы придумали целую методику, чтобы помогать ребятам осваивать навыки самопрезентации. Можете рассказать подробнее?
— Методика, конечно, громкое слово! Я это называю театром одного актера [смеется].

Обычно вначале я предлагаю ребятам представить, что мы на реальном собеседовании, и рассказать о себе. Как именно нужно это делать, я не говорю. Во-первых, кто его знает, как нужно? А во-вторых, может быть, он (а) так расскажет, что я сама сразу захочу его/ее взять на работу!

Я заметила, что чаще всего у ребят бывают проблемы с самоидентификацией. Некоторые могут сказать только имя и возраст — и все. На этом у них представление о себе заканчивается.

Вот, например, о том, что Миша — чемпион по пауэрлифтингу, я узнала только в конце разговора. Спрашиваю: «Миш, а почему ты мне раньше про это не сказал?» А он: «А что в этом особенного?». Да ничего, конечно, ты просто жмешь от груди триста килограммов! Первый встречный сделает также!

Плавать начинают на вопросах, где надо фантазировать и говорить в свободном формате. Например, «Назовите семь сильных качеств» или «Что вы видите зоной своего развития?».

И когда я вижу, что совсем сложно идет, я говорю: «Так, берем ручку, лист бумаги и записываем!». Ну серьезно, никто ничего лучше, чем ручка и бумага, не придумал!

Кому-то достаточно набросать тезисы, чтобы легче было вспоминать. Есть ребята, у которых речь просто потрясающая: тех, кто много читает, сразу слышно. Есть те, кому это дается сложнее, и они просят диктовать им предложения и буквально их зазубривают.

И так мы тренируемся. Они рассказывают о себе по скрипту, а я задаю вопросы. Потом отвлекаемся на какую-то постороннюю тему, чтобы переключиться, и снова тренируемся. И так раз пятнадцать.

Я всегда спрашиваю, какие вопросы пугают, чтобы их проговорить. Обычно боятся спрашивать про зарплату и про свободный график. Хотя я не думаю, честно говоря, что их валят на этих собеседованиях, но всегда лучше быть подготовленным — просто с точки зрения уверенности в себе.
Юлия Мельник. Фото из личного архива
— А какие еще бывают проблемы?
— Иногда — самые элементарные! Например, человек волнуется и смотрит не на собеседника, а в потолок. Я говорю: «Представь, что я тоже буду с тобой разговаривать и смотреть не на тебя, а в потолок. Тебе это понравится?» Он говорит: «Нет». Я говорю: «Ну вот так же тебя воспринимает человек, который пришел проводить с тобой собеседование!».

Я всегда настаиваю на том, что на собеседование нужно с собой брать две копии резюме. Одну как шпаргалку: туда можно вписать, что угодно, чтобы чувствовать себя увереннее. Вторую — для человека, который пришел с тобой говорить. Скорее всего, он его принесет сам, но, мне кажется, это показатель вежливости: подумал, подготовился, принес. Люди же тратят свое время — и надо с уважением к этому относиться.

Многим не хватает уверенности в себе, хотя они, на мой взгляд, очень способные, да еще и с образованием. Я говорю: «Ты молодой грамотный специалист с определенным набором знаний и навыков. Этот набор ты предлагаешь работодателю. Он либо соглашается и принимает, либо не соглашается». Отказы — это ведь тоже нормально! Важно постараться сделать по максимуму хорошо, но понимать, что не все зависит от тебя.

И еще я напоминаю, как важно не демпинговать зарплату. Я против такого подхода, потому что если человек получает меньше, чем делает, он рано или поздно начинает ненавидеть свою работу и делать ее спустя рукава. Кому это нужно?
— Скажите, а на вас как на человека как-то повлиял опыт волонтерства? Произошли какие-то открытия?
— На самом деле, да. Я стала по-другому смотреть на некоторые вещи.

Недавно у меня было собеседование с парнем, моим ровесником, который вырос в детдоме. Мы с ним потренировались, а потом разговорились. Он рассказал, почему остался один, как ощущал в детстве нехватку внимания и как до сих пор ее ощущает… Понимаете, сидит передо мной взрослый мужчина, а у него глаза, полные слез. Я постаралась, конечно, его как-то поддержать.

А после нашего разговора ко мне на кухню забежала дочка. Я ее, грубо говоря, отшила — сказала, что занята. И вдруг заметила у нее на лице ту же грусть, которую только что видела в его глазах. Я подумала: «Да гори оно все огнем, вся эта работа, все эти дела!». И мы пошли с ней что-то там лепить, какие-то бесчинства творить из кинетического песка.

У этого парня не было родителей — и ему их не хватало. А мы у наших детей есть, но зачастую мы есть формально. Мы ушли на работу — завели их в сад или в школу. Оттуда их забрала няня, они пошли на секции, к бабушкам-дедушкам, куда-то еще. Мы пришли в десять — они спят. Всё. В выходные идете в детскую комнату, они там скачут, а ты сидишь и дышишь, потому что всю неделю жил в бешеном ритме. И так, мне кажется, у многих работающих родителей. Наверняка не у всех, но про себя я понимаю, что меня очень мало в жизни ребенка. Вот вроде бы это очевидно, но щелкнуло у меня в голове только после того разговора.

У другого парня какая-то проблема с формированием костей, и чтобы он ходил ровно и прямо, врачи ему шесть раз их ломали — и шесть раз они заново срастались. И он рассказал, что стесняется пригласить девушку на свидание. Я его спрашиваю: «А чего ты стесняешься?». Ну мы же с вами знаем, что девчонки могут закрыть глаза на многое! Да на все практически! [смеется] А он мне говорит: «Но на свадьбе же должен быть свадебный танец. А я не могу». Меня это очень зацепило. Нам многое в жизни кажется самим собой разумеющимся, а это совсем не так.

Или вот тот первый парень, Роман. Когда мы с ним расписывали входящий денежный поток, я ему по-хорошему позавидовала, потому что он досконально, до копеечек, помнил, когда какие выплаты ему приходят. А я вот не знаю, например, сколько у меня денег сейчас на карте. Ну вот я не знаю! [смеется].
— Я вас так понимаю!
— Оно туда приходит, а потом оно оттуда уходит. Сколько его там осталось, для меня загадка. Это очень плохая черта, но меня успокаивает, что не одна я от этого страдаю. Когда ближе к дню зачисления зарплаты или аванса я вижу грустные лица коллег, то понимаю, что проблема у всех одна и та же.

Мы к этому относимся как-то легко, хотя приходит объективно больше, чем тому же Роме. Честно скажу, я пыталась месяца два-три это контролировать. Потом все опять пошло, как обычно. Каждый раз я пытаюсь начать новую жизни и что-то да контролировать, но не получается. Надо, наверное, попросить Рому мне какой-то мастер-класс устроить [улыбается].
— А бывает тяжело после всех этих грустных историй?
— Да, конечно, бывает. Вот тот парень, Миша, который занимается пауэрлифтингом, рассказывал мне, как злился на то, что у него есть какие-то ограничения, и протестовал против всего мира: сначала против школы, потом против колледжа. С родителями тоже как-то не складывалось. И единственным человеком, который был для него авторитетом, стал тренер.

И мне кажется, что я понимаю эту его позицию ёжика — еще немножко подростковую и в чем-то максималистскую. Сидит передо мной сильный, красивый парень — и обиженный на всех и на все! И без друзей.

Ему и со мной сначала было тяжело разговаривать: после каждого вопроса он закрывался и как будто ждал от меня подвоха. Я ему говорю: «Ну я же это спрашиваю не потому, что хочу тебя обидеть или унизить! Если не можешь назвать пять своих сильных качеств, мы их с тобой сейчас влегкую накидаем! Я просто пытаюсь понять, как это, грубо говоря, лучше продать».

Он как будто постоянно ждет, что с любой стороны может прилететь. После разговора с ним, помню, я долго отходила.
— Но при этом такие ситуации вас не отталкивают? Вы не думаете все бросить?
— Нет, наоборот! Я вот сейчас не могу брать больше одного запроса в месяц и чувствую, как мне не хватает этого общения.

Меня это не отталкивает. Но иногда я расстраиваюсь, когда понимаю: человек ждет, что я все за него сделаю. Поэтому я, наверное, не беру консультации по профориентации. Каждый раз складывалось впечатление, что от меня ждут, что я расскажу, как надо. Но я же не знаю, как надо. Может, ты врач? А может, ты косметолог? Или просто идеальный клинер? Решать же должен сам человек — и больше никто. Я только в помощь.
Волонтеры и координаторы волонтеров проекта "Всё получится!"
— А вы сталкивались с какой-то негативной реакцией от близких или друзей, когда рассказывали о том, что занимаетесь волонтерством?
— Я вообще не рассказываю, если честно. Точнее очень мало рассказываю.
— А почему не рассказываете?
— Даже не знаю. Некоторые не понимают, и я не хочу объяснять очевидные для меня вещи и оправдываться, почему я трачу на это свободное время. А некоторые боятся, особенно когда дело касается детей. Это ведь ответственность!

Семья и близкие друзья меня поддерживают. Моя дочка, например, когда я провожу собеседование из дома, приходит ко мне, садится рядом, берет игрушечный ноутбук, сажает плюшевого медведя и тоже его собеседует.

Когда она спрашивает, что я делаю и зачем, я ей это объясняю. Мне кажется, очень важно, чтобы она понимала, что рядом с ней может быть кто-то, кому, возможно, нужна будет ее помощь — и наоборот. Потому что это именно так работает! Не знаю, что будет у нее в жизни дальше, но мне хочется, чтобы она это осознавала.
— Вам бывает обидно, когда люди как-то негативно реагируют?
— Нет. Ну это же чужая оценка, что мне от этого? Я ведь и ребятам говорю, что не надо воспринимать отказ как персональное оскорбление и желание лично тебя обидеть. Ну просто ты не подошел, твои навыки, твой опыт.

Тут то же самое: мое мироощущение не подходит им, а их мне. Это же не в ущерб работе. Опять же мой работодатель — Сбербанк. А Сбербанк это одобряет. Поэтому в целом все сложилось [улыбается].
— А Сбербанк как-то поддерживает волонтерство?
— Да, конечно! В Сбербанке этому уделяется большое внимание. «Всё получится!» всегда отдельно подсвечивается, и все кураторы — и от проекта, и от банка, — находятся, как я понимаю, в очень тесном контакте. Нам приходят дайджесты с историями ребят и волонтеров, нас отмечают на День волонтера и на День Сбербанка. Приятно, конечно, когда ценят то, что ты делаешь. Но мотивирует меня другое.

Я всегда с удовольствием читаю дайджест и восхищаюсь коллегами! Вот сейчас читала, что кто-то провел массовый урок финансовой грамотности. А кто-то помогал ребятам делать ремонт в комнатах в общежитии. Представляю, какая это радость для восемнадцатилетнего молодого человека! Я вот сейчас переехала в другой город, и для меня проблема поменять личинку в замке. А я в два раза старше восемнадцати! Это огромное подспорье, и я очень люблю об этом читать. Вот это как раз очень мотивирует!
— Что бы вы посоветовали людям, которые, может быть, хотели заняться волонтерством, но пока сомневаются?
— А вы знаете, на самом деле таких людей много! Я очень часто слышу: «Хочется помочь, но не знаю чем».

Думаю, нужно просто найти свое направление и не бояться пробовать. Направлений очень много, и везде нужны люди, готовые в чем-то поучаствовать. Я ведь тоже много читала о волонтерстве, но боялась в это включиться, пока не нашла «Всё получится!».

Помню, когда я прочитала о проекте, ко мне на кухню прибежала дочка — мой серый кардинал в принятии решений. И я ее спрашиваю: «Ну что, поможем?» Она мне ответила: «Конечно, поможем!» Она в свои два года быстро решения принимала [смеется].

Повторюсь, важно найти свое направление. «Всё получится!», мне кажется, всем подходит. У каждого из нас есть определенный багаж знаний, навыков, просто опыта! И каждому есть, чем поделиться. И на это, как я понимаю, огромный спрос!

Я понимаю, что может быть страшно. Моя подруга удивляется: «Как ты с ними разговариваешь, когда они не хотят ничего тебе рассказывать?» А она клиентский менеджер, и ее задача — продавать! Мне кажется, она может бабушке на смертном одре свадебное платье продать! А тут она боится что-то сказать лишнее или испортить, боится навредить.

Но тебя не бросят одного: в любом проекте есть кураторы, психологи, которые консультируют, помогают. Постоянно чувствуешь поддержку, знаешь, что ты не один, тебя держат за руку. Всему научат, поддержат, подскажут, а если что-то пойдет не так, еще и успокоят! Согласитесь, в таком формате можно работать!
Беседовала Юлия Мулюкова
Тексты
Made on
Tilda