Как инклюзивные практики продолжают и расширяют современный театр?

—#nbsp;Я#nbsp;закончила журфак, но#nbsp;не#nbsp;смогла найти себя в#nbsp;журналистике. Мне нравится создавать информацию, а#nbsp;не#nbsp;собирать ее#nbsp;— проводить исследования, которые можно превратить в#nbsp;художественные высказывания. Поэтому я#nbsp;закончила магистратуру по#nbsp;драматургии в#nbsp;Театральной академии в#nbsp; мастерской Натальи Степановны Скороход.

Режиссер Борис Павлович, который начинал практику инклюзивного театра в#nbsp;России, пригласил меня в#nbsp;проект «Квартира.Разговоры». Конечно, до#nbsp;этого я#nbsp;уже интересовалась инклюзивным искусством. Мне было интересно, как искусство реагирует на#nbsp;социальные изменения, инициирует их#nbsp;и#nbsp;помогает осуществлять перемены в#nbsp;обществе. Поэтому после магистратуры я#nbsp;активно занялась этим проектом.

Взаимодействие с#nbsp;людьми с#nbsp;инвалидностью и#nbsp;с#nbsp;нейроотличными людьми помогло мне узнать, как устроены организационные процессы: в#nbsp;инклюзивном театре нужно не#nbsp;только заниматься театром, но#nbsp;и#nbsp;включаться в#nbsp;социальное обеспечение. Наша деятельность зависит от#nbsp;логистики: как участники будут добираться до#nbsp;места репетиции, есть#nbsp;ли там доступная среда, может#nbsp;ли туда приехать социальное такси. Эти и#nbsp;другие факторы напрямую влияют на#nbsp;то, как пройдет наша репетиция и#nbsp;состоится#nbsp;ли она вообще. Сейчас в#nbsp;«Инклюзионе» у#nbsp;нас есть актеры с#nbsp;ДЦП, поэтому мы#nbsp;попросили для#nbsp;них второе помещение на#nbsp;первом этаже для#nbsp;доступности посещения занятий.

—#nbsp;У#nbsp;нас нет задачи быть социальными работниками, тифлопедагогами и#nbsp;реабилитологами#nbsp;— нет такой квалификации. Мы#nbsp;выполняем другие функции. У#nbsp;нас очень понятная задача: делаем культуру, искусство и#nbsp;творчество доступными для#nbsp;тех, кому можем помочь. Хотелось#nbsp;бы сказать, что делаем это для#nbsp;всех, но#nbsp;ресурс ограничен. Пример наших инклюзивных постановок дает возможность увидеть, что искусство#nbsp;— это право каждого. Мы#nbsp;как специалисты театрального искусства раскрываем и#nbsp;демократизируем театр.

Думаю, это гуманизация и#nbsp;демократизация культурных институтов, которые на#nbsp;самом деле очень закрыты. Есть миф, что художники, режиссеры и#nbsp;люди искусства#nbsp;— недостижимы. Одна из#nbsp;наших задач#nbsp;— переосмыслить этот миф, перезаписать его и#nbsp;показать, что каждый уже является художником. Мы#nbsp;верим, что искусство можно делать совместно, не#nbsp;исключая никого.

—#nbsp;Мы#nbsp;пытаемся выходить за#nbsp;пределы социального театра, и#nbsp;иногда нам это удаётся. Например, актриса проекта «Разговоры» Маша Жмурова написала пьесу, которая была поставлена в#nbsp;театре города Озерск Челябинской области на#nbsp;сцене государственного театра. Нигде не#nbsp;указано, что автор#nbsp;— человек с#nbsp;инвалидностью, потому что в#nbsp;этом нет необходимости. Это пример выхода за#nbsp;пределы социального театра, когда не#nbsp;важно, что за#nbsp;человек написал пьесу. Важно, что она есть, поставлена режиссером и#nbsp;на#nbsp;неё можно сходить.

—#nbsp;Да, это большая проблема. Обучение творческим профессиям действительно недоступно для#nbsp;людей с#nbsp;инвалидностью, потому что нет адаптированных программ. Мы#nbsp;стараемся заполнить эти пробелы инклюзивными театральными проектами. Благодаря этому участники, которые уже больше пяти лет с#nbsp;нами, могут обладать большей квалификацией, чем выпускники вузов, потому что у#nbsp;них есть практический опыт.

—#nbsp;Да, так получается, что государство не#nbsp;выполняет этих функций. Через театральные проекты мы#nbsp;берем инициативу и#nbsp;замещаем образование, насколько это возможно#nbsp;— дипломы мы#nbsp;не#nbsp;выдаем, но#nbsp;создаем условия и#nbsp;ситуации для#nbsp;проявления. «Разговоры» как коллектив имеет вес в#nbsp;театральном сообществе: мы#nbsp;писали пьесы, делали читки, к#nbsp;нам приходили зрители. У#nbsp;команды есть знакомства, площадки, дружественные коллективы, готовые помочь организовать деятельность. Наша инклюзивная команда может быть видимой и#nbsp;профессионально подсветить участников.

Конечно, нейроотличным людям и#nbsp;людям с#nbsp;инвалидностью нужно больше поддержки, например, кураторской работы с#nbsp;текстами, чтобы их#nbsp;текст увидели режиссеры, а#nbsp;затем#nbsp;— зрители. В#nbsp;этом много посреднической работы. Если нейротипичный автор и#nbsp;драматург может познакомиться с#nbsp;режиссером, найти общий язык и#nbsp;организовать совместную работу над постановкой пьесы, то#nbsp;драматург с#nbsp;нейроотличиями не#nbsp;имеет доступа и#nbsp;входа в#nbsp;профессиональную среду с#nbsp;возможностью нетворкинга.
Поэтому одна из#nbsp;наших задач#nbsp;— обеспечить эту встречу через кураторскую работу и#nbsp;посредничество.

К#nbsp;нам иногда обращаются кастинг-директора, которым нужны артисты с#nbsp;аутизмом или с#nbsp;синдромом дауна для#nbsp;фильмов. Сейчас с#nbsp;актрисой Сашей Никитиной мы#nbsp;планируем запустить кинолабораторию для#nbsp;актеров с#nbsp;инвалидностью#nbsp;— сделать визитки, подключить сценаристов, которые могут написать пилоты, связанные с#nbsp;историями людей с#nbsp;инвалидностью. Хочется, чтобы инклюзивное кино получило импульс, как и#nbsp;инклюзивный театр.

Инклюзивных проектов сейчас становится больше. Благодаря вашему проекту «Инклюзивная сцена», «Школе социального театра» и#nbsp;другим проектам мы#nbsp;можем курировать молодых специалистов, которые начинают работать в#nbsp;инклюзии, можем передавать опыт, рассказывать об#nbsp;инструментах работы в#nbsp;социальных и#nbsp;инклюзивных проектах и#nbsp;через это создавать сообщество специалистов, которые помогают друг другу развивать социальный и#nbsp;инклюзивный театр в#nbsp;России.

—#nbsp;Мне кажется, от#nbsp;нее не#nbsp;получится избавиться, пока не#nbsp;появится институция, которая будет давать профессиональные навыки людям с#nbsp;опытом инвалидности. Как только у#nbsp;нас появятся педагоги с#nbsp;инвалидностью и#nbsp;нейроотличиями, профессионалы подвинутся, и#nbsp;это будет здорово. Но#nbsp;сейчас у#nbsp;нас нет ресурсов, чтобы работать системно и#nbsp;обеспечивать профессиональное обучение.

—#nbsp;Такие прецеденты есть. Например, Ольга Стволова, которая работает в#nbsp;Новосибирске, создает инклюзивные театральные проекты и#nbsp;сама обладает опытом инвалидности. Мне кажется, это не#nbsp;единственный пример.

Но#nbsp;делать проект#nbsp;— это сложно, особенно пока нет государственной поддержки. Даже нейротипичные профессионалы делают проекты, которые долго не#nbsp;живут, потому что сложно найти финансирование, выиграть гранты и#nbsp;организовать помещение. Это большие трудности, с#nbsp;которыми сталкиваются даже матерые профессионалы#nbsp;— театральные продюсеры. Пока нет доступной среды для#nbsp;создания проектов, например, культурного центра, на#nbsp;базе которого каждый может прийти и#nbsp;организовывать проект, не#nbsp;заботясь о#nbsp;финансовых, логистических и#nbsp;бюрократических вопросах; куда каждый может подать заявку и#nbsp;получить ресурсы на#nbsp;реализацию проекта.

—#nbsp;Да, конечно! В «Разговорах» мы#nbsp;меняем паттерн, в#nbsp;котором творчество нейроотличных людей воспринимают как примитивное искусство или ар-брют. Мы#nbsp;поддерживаем не#nbsp;самих артистов, а#nbsp;искусство, которое они создают. Это как взаимодействие арт-галериста или куратора с#nbsp;работами художника. Мы#nbsp;не#nbsp;занимаемся удушающей заботой, а#nbsp;проявляем и#nbsp;делаем значимым то#nbsp;искусство, которое делают наши участники. Например, Стас классно рисует комиксы, и#nbsp;мы#nbsp;помогли сделать онлайн-выставку его работ во#nbsp;время пандемии. Это послужило поводом, чтобы заинтересованные кураторы и#nbsp;художники выставили его работы в#nbsp;оффлайн-пространстве без нашего участия. Мы#nbsp;просто указали, что это красиво и#nbsp;нам нравится, и#nbsp;это дало возможность для#nbsp;дальнейшего развития.

Про это важно говорить. Я#nbsp;и#nbsp;сама, работая в#nbsp;инклюзии, не#nbsp;всегда могу отследить те#nbsp;паттерны, по#nbsp;которым я#nbsp;приглашаю спикеров. За#nbsp;годы работы в#nbsp;инклюзивной сфере я#nbsp;поняла, что инклюзия#nbsp;— это процесс. Невозможно научиться инклюзии или найти универсальные лайфхаки. Я#nbsp;постоянно расширяю горизонты, получаю опыт, стараюсь думать не#nbsp;так, как привыкла или как научило общество. Конечно, было#nbsp;бы здорово инициировать разговоры, в#nbsp;рамках которых нейротипичные и#nbsp;условно здоровые специалисты послушают людей с#nbsp;опытом инвалидности. Здесь важен процесс активного слушания, когда мы#nbsp;можем через историю и#nbsp;нарратив проникнуть в#nbsp;чужой опыт и#nbsp;услышать другую сторону.

—#nbsp;Я#nbsp;думаю, это связано с#nbsp;ригидностью театральной системы и#nbsp;ее#nbsp;негибкостью. Нам приходится доказывать, что социальный театр#nbsp;— это театр. Академическое театроведение до#nbsp;сих пор не#nbsp;принимает инклюзивные спектакли, говоря, что это все, конечно, здорово, но#nbsp;это театральный кружок. Я#nbsp;думаю, это наглядно показывает закостенелость, страх потерять привилегии, страх перед новым и#nbsp;непонятным, перед тем, что работает по#nbsp;другим лекалам и#nbsp;законам. В#nbsp;этой ситуации легче признать нейротипичных людей профессионалами в#nbsp;инклюзии, чем признавать профессионализм нейроотличных людей в#nbsp;театральном искусстве.

Меня тоже немного заключают в#nbsp;гетто, говоря, что я#nbsp;профессионал в#nbsp;инклюзии. Но#nbsp;я#nbsp;считаю себя профессионалом в#nbsp;сфере современного театра с#nbsp;опытом работы в#nbsp;инклюзивных театральных проектах. Для#nbsp;меня современный театр не#nbsp;демонстрирует разницу и#nbsp;не#nbsp;маркирует тех, с#nbsp;кем работает#nbsp;— ему все равно, потому что он#nbsp;открытый и#nbsp;свободный. Поэтому здорово не#nbsp;маркировать инклюзивный театр инклюзивным, а#nbsp;говорить о#nbsp;нем, как о#nbsp;части современного театра.

—#nbsp;Это хороший вопрос. У#nbsp;меня нет на#nbsp;него ответа, но#nbsp;я#nbsp;попробую порассуждать. Мне кажется важным создавать условия для#nbsp;диалога зрителя с#nbsp;проектами, где есть разные участники. Это единственный способ не#nbsp;оттолкнуть человека и#nbsp;не#nbsp;оставить его один на#nbsp;один с#nbsp;опытом, с#nbsp;которым он#nbsp;раньше не#nbsp;сталкивался#nbsp;— например, с#nbsp;опытом коммуникации с#nbsp;нейроотличными людьми или опытом театральных перформативных практик, где участвуют люди с#nbsp;опытом инвалидности. Но#nbsp;я#nbsp;не знаю, как правильно об#nbsp;этом говорить.

В#nbsp;наших проектах мы#nbsp;всегда ведем работу со#nbsp;зрителем и#nbsp;получаем от#nbsp;них обратную связь: устраиваем чаепития с#nbsp;артистами в#nbsp;рамках спектаклей, проводим дискуссии, в#nbsp;которой могут поучаствовать все желающие. Наша задача#nbsp;— создавать и#nbsp;продолжать взаимодействие внутри спектакля, даже если это мюзикл, где зрители могут выходить на#nbsp;сцену и#nbsp;танцевать. Это еще один способ встретиться на#nbsp;танцплощадке с#nbsp;артистами. Поэтому нужно организовывать и#nbsp;создавать пространство для#nbsp;диалога. Но#nbsp;как его вести#nbsp;— нам ещё стоит придумать.

—#nbsp;Думаю, это зависит от#nbsp;профессионализма команды и#nbsp;идеологических установок. Часто используются мелодраматическая модальность и#nbsp;благотворительная модель по#nbsp;отношению к#nbsp;людям с#nbsp;опытом инвалидности. Конечно, от#nbsp;этого следует уходить и#nbsp;создавать ситуацию, в#nbsp;которой нет манипуляции зрительскими отношением, вниманием и#nbsp;эмоциями. Это территория искусства, где современный театр как раз обладает инструментарием, который помогает создавать нарративы, не#nbsp;завязанные на#nbsp;«эмоциональных качелях» зрителя.

Искусство говорит о#nbsp;сложных темах, и#nbsp;инвалидность в#nbsp;этом плане не#nbsp;исключение. Все это про уязвимость в#nbsp;целом. Есть, например, истории насилия, где можно пожалеть человека. Поэтому современный театр, работая с#nbsp;уязвимыми группами людей, выработал стратегии, как можно избежать манипуляций чувствами зрителей.

Я#nbsp;вижу этот вопрос так#nbsp;— в#nbsp;какую позицию мы#nbsp;ставим зрителя, когда он#nbsp;смотрит на#nbsp;человека на#nbsp;сцене. Если зритель испытывает жалость, значит, думает, что его жизнь лучше, чем у#nbsp;другого человека: «Жалею другого, потому что ставлю себя выше него». В#nbsp;таких случаях ситуация создана таким образом, что актеров ставят ниже, а#nbsp;зрителя#nbsp;— выше.

Если говорить об#nbsp;экзотизации, то#nbsp;действительно можно создать ситуацию цирка, где происходит демонстрация навыков и#nbsp;нет инициирования равного разговора. У#nbsp;Марии Лугонес, исследовательницы деколониальности, есть мысль про путешествие по#nbsp;мирам других с#nbsp;любовью. Я#nbsp;как драматург руководствуюсь этой мыслью, чтобы помочь артисту раскрыть свой мир, чтобы зритель мог совершить путешествие и#nbsp;это путешествие сопровождалось любовью и#nbsp;интересом.

—#nbsp;Конечно, у#nbsp;нас есть субъективность, и#nbsp;мы#nbsp;не можем ничего узнать о#nbsp;мире по-другому. Вокруг есть другие люди, которые тоже обладают субъективным восприятием. Мы#nbsp;можем на#nbsp;территории театра через рассказ о#nbsp;других мирах почувствовать субъективность, увидеть мир по-другому#nbsp;— через оптику другого человека#nbsp;— и#nbsp;принять эту «другость».

—#nbsp;Да. Потому что в#nbsp;социальных проектах мы#nbsp;работаем с#nbsp;материалом, который создается в#nbsp;процессе, у#nbsp;нас нет готовых пьес, готовых историй, мы#nbsp;все создаём в#nbsp;процессе творчества внутри команды. Задача#nbsp;— создать ситуацию авторства.

—#nbsp;Классические произведения мало подходят для#nbsp;социальных проектов, потому что они или устарели, или в#nbsp;них есть жесткая драматургическая структура, которую инклюзивные проекты не#nbsp;выдерживают. Невозможно заставить что-то делать артиста с#nbsp;другой органикой или другим способом мышления. Мне кажется, что создавать вместе#nbsp;— намного интереснее и#nbsp;продуктивнее.

Инклюзивные проекты нельзя мерить быстрыми результатами, это длительные изменения, которые происходят внутри команды. И#nbsp;мы, театральные профессионалы, тоже в#nbsp;этой области самоучки. Потому что нет позиции, которая даст тебе необходимое понимание, навыки и#nbsp;инструменты, как работать в#nbsp;социальном театре. Это тот процесс, который мы#nbsp;сами нарабатываем.

У#nbsp;нас в#nbsp;«Разговорах» был опыт, когда артисты хотели мюзикл и#nbsp;мы#nbsp;сделали мюзикл. В «Инклюзионе» на#nbsp;режиссерской сессии артисты могли работать в#nbsp;разных жанрах: участники приносили истории и#nbsp;работали с#nbsp;ними в#nbsp;роли режиссеров, а#nbsp;мы#nbsp;выступали кураторами работ. Поэтому все возможно. Главное, чтобы это исходило из#nbsp;желаний команды#nbsp;— что мы#nbsp;хотим ставить, как мы#nbsp;хотим об#nbsp;этом говорить.

—#nbsp;Я#nbsp;думаю, что это не#nbsp;обязательно. Быть драматургом#nbsp;— это больше не#nbsp;про наличие диплома, а#nbsp;про способ мышления и#nbsp;умение выстраивать драматургические истории. Необязательно иметь драматургическое профильное образование, чтобы этим заниматься. Примеры коллег, которые прошли из#nbsp;других сфер, доказывают, что это возможно.

Драматург в#nbsp;социальных проектах#nbsp;— это другая оптика на#nbsp;драматургические процессы, в#nbsp;которых есть место для#nbsp;гибкости мышления, потому что в#nbsp;социальных проектах часто используются непривычные движки. Это не#nbsp;про трехчастную структуру, а#nbsp;про другие способы рассказывания историй, которые могут оказаться интереснее и#nbsp;занимательные, чем линейный рассказ про путь героя.

—#nbsp;Инклюзивные театральные проекты существуют только тогда, когда в#nbsp;нем есть нейроотличные участники и#nbsp;артисты с#nbsp;опытом инвалидности. Для#nbsp;меня это расширение сознания, потому что я#nbsp;могу работать с#nbsp;людьми с#nbsp;разным типом мышления и#nbsp;заниматься творчеством вне нейротипичных координат. Я#nbsp;учусь смотреть на#nbsp;вещи по-другому, учусь складывать составляющие спектакля так, как#nbsp;бы сама не#nbsp;придумала, не#nbsp;будь это совместным творчеством с#nbsp;нашими художниками. Такие практики расширяют границы и#nbsp;творческую свободу.

Я#nbsp;учусь этому. На#nbsp;тренинге инклюзивного пения для#nbsp;мюзикла, где все поют, у#nbsp;меня произошел личный инсайт#nbsp;— я#nbsp;поняла, что тоже могу петь и#nbsp;звучать. Общие практики помогают мне почувствовать себя, почувствовать значимость, потому что так или иначе я#nbsp;тоже могу быть уязвимой. Такие практики инклюзивного пения возвращают мне голос обратно, и#nbsp;я#nbsp;могу громко говорить, громко петь. Для#nbsp;меня это возможность усиления субъектности.

Кроме того, мне просто нравится тусоваться с#nbsp;командой#nbsp;— артистами и#nbsp;друзьями. Нравятся выезды в#nbsp;Комарово на#nbsp;летние резиденции, где можно круто проводить время вместе, ходить на#nbsp;залив, делать странные и#nbsp;интересные практики, болтать или просто гулять по#nbsp;лесу. Для#nbsp;меня это часть жизни.

Беседовала Елизавета Гаврикова